«Записки с голубками, или Школада в ритме комсомольского марша»
Дед из подземелья сидел у экрана, и вдруг его пробрало. Не просто ностальгия — а что-то вроде исторического ревербера, эха из тех времен, когда будущее ещё пахло свежей типографской краской газеты «Правда», а не пылью серверных ферм.
Перед ним проплывали образы: школьный двор, смех подружек, босоногие девчонки, бегущие по лужам. Но за этим кадром тут же всплывал другой — комсомольское собрание, где шестнадцатилетние мальчики в пиджаках, купленных на последние деньги, старательно изображали убеждённость, а девушки в белых блузках и алых галстуках кивали, будто понимали, о чём идёт речь.
«Школа, школа, я скучаю» — звучало в голове, но теперь к этому голосу примешивался хриплый бас комсомольского вожака: «Товарищи! Мы строим светлое будущее!» И Дед вдруг осознал, что скучает не только по тем дням, но и по тому странному, почти религиозному ощущению, что завтра будет лучше, чем вчера.
А потом — лето, стройотряд. Горячие руки, пропахшие солнцем и известкой, гитары у костра, споры о Высоцком и Окуджаве, когда ещё можно было верить, что песня правдивее газеты. Девушка с косичками, которая однажды, когда все уже разошлись по палаткам, прошептала ему: «Тыыы… не такой, как все» — и исчезла в августовской темноте, оставив только запах «Красной Москвы» и легенду для его воспоминаний.
«Записки с голубками» теперь казались ему не просто детскими посланиями, а криптограммами из эпохи, когда любовь ещё можно было описать без иронии, а дружба измерялась не лайками, а готовностью отдать последний рубль на билет до соседнего города, где ждала «та самая встреча».
Но больнее всего было вспоминать не само прошлое, а момент, когда он понял, что оно кончилось. Не тогда, когда прозвенел последний звонок, а позже — когда впервые услышал, как кто-то из бывших одноклассников сказал: «Да ладно, это всё было наивно».
Комсомол кончился. Школа — растворилась. Даже те самые девчонки, бегущие по лужам, теперь осторожно переступали через лужи на каблуках, боясь испорчить колготки.
И тогда Дед из подземелья понял, что ностальгия — это не тоска по тому, что было. Это тоска по тому, что могло бы быть, если бы мир не оказался сложнее, чем в пионерских клятвах.
Но иногда, в редкие минуты, когда он слышал по радио «Атланты» Окуджавы или видел в метро девушку с косичками, ему казалось, что где-то параллельно всё ещё идёт тот самый комсомольский марш.
И он, старый Дед, всё ещё там — в том времени, где будущее ещё не наступило, но оно точно будет светлым.
А школа… школа просто первая станция на пути туда.
И скучать по ней — всё равно что скучать по себе самому.
Václav 🎸Chitarra
«Записки с голубками, или Школада в ритме комсомольского марша»
Дед из подземелья сидел у экрана, и вдруг его пробрало. Не просто ностальгия — а что-то вроде исторического ревербера, эха из тех времен, когда будущее ещё пахло свежей типографской краской газеты «Правда», а не пылью серверных ферм.
Перед ним проплывали образы: школьный двор, смех подружек, босоногие девчонки, бегущие по лужам. Но за этим кадром тут же всплывал другой — комсомольское собрание, где шестнадцатилетние мальчики в пиджаках, купленных на последние деньги, старательно изображали убеждённость, а девушки в белых блузках и алых галстуках кивали, будто понимали, о чём идёт речь.
«Школа, школа, я скучаю» — звучало в голове, но теперь к этому голосу примешивался хриплый бас комсомольского вожака: «Товарищи! Мы строим светлое будущее!» И Дед вдруг осознал, что скучает не только по тем дням, но и по тому странному, почти религиозному ощущению, что завтра будет лучше, чем вчера.
А потом — лето, стройотряд. Горячие руки, пропахшие солнцем и известкой, гитары у костра, споры о Высоцком и Окуджаве, когда ещё можно было верить, что песня правдивее газеты. Девушка с косичками, которая однажды, когда все уже разошлись по палаткам, прошептала ему: «Тыыы… не такой, как все» — и исчезла в августовской темноте, оставив только запах «Красной Москвы» и легенду для его воспоминаний.
«Записки с голубками» теперь казались ему не просто детскими посланиями, а криптограммами из эпохи, когда любовь ещё можно было описать без иронии, а дружба измерялась не лайками, а готовностью отдать последний рубль на билет до соседнего города, где ждала «та самая встреча».
Но больнее всего было вспоминать не само прошлое, а момент, когда он понял, что оно кончилось. Не тогда, когда прозвенел последний звонок, а позже — когда впервые услышал, как кто-то из бывших одноклассников сказал: «Да ладно, это всё было наивно».
Комсомол кончился. Школа — растворилась. Даже те самые девчонки, бегущие по лужам, теперь осторожно переступали через лужи на каблуках, боясь испорчить колготки.
И тогда Дед из подземелья понял, что ностальгия — это не тоска по тому, что было. Это тоска по тому, что могло бы быть, если бы мир не оказался сложнее, чем в пионерских клятвах.
Но иногда, в редкие минуты, когда он слышал по радио «Атланты» Окуджавы или видел в метро девушку с косичками, ему казалось, что где-то параллельно всё ещё идёт тот самый комсомольский марш.
И он, старый Дед, всё ещё там — в том времени, где будущее ещё не наступило, но оно точно будет светлым.
А школа… школа просто первая станция на пути туда.
И скучать по ней — всё равно что скучать по себе самому.
Тому, который ещё верил.
[ https://youtu.be/6v-ogJdvso8 ]
3 months ago | [YT] | 1