Бальтазар с жалобным стоном приподнялся. Где он? Тьма, освещенная мерцающими языками пламени, едкий запах гари. Это был ад?
Левая сторона его тела ужасно болела. В голове стучало. Он вспомнил что-то о суде. Постойте, он встречался с Папой? Сноп искр, когда барон Рикард дернул за рычаг... заклинание, рвота, повозка, засада! Все это всплыло в памяти. Он как раз начал желать, чтобы это все-таки был ад, когда его ослепила яркая вспышка, а волна жара заставила съежиться.
Он прислонился к прилавку, заметил за ним тлеющий труп в фартуке, отшатнулся и чуть не споткнулся о принцессу Алексию. Она беспомощно ползла задом наперед, в одежде, испачканной пеплом, по полу низкой общей комнаты, усеянной сломанной мебелью, обугленными трупами, кусками упавшего потолка и несколькими кострами. Ее испуганные глаза были прикованы к высокой женщине, которая, судя по ее магическому одеянию и хитрой самодовольной ухмылке, — не говоря уже о том, что она невредимой шагала сквозь пламя, — была, по мнению Бальтазара, весьма могущественным пиромантом.
Похоже, планы кардиналов Жижки и Бок по возвращению Восточной империи в любящие объятия Церкви были на грани того, чтобы — в буквальном смысле — сгореть дотла. В обычных обстоятельствах это было бы Бальтазару совершенно безразлично, но в данный момент он находился под непреодолимым влиянием Папского заклинания.
Вот так и получилось, что, когда колдунья подняла руки, чтобы вызвать пламя из ниоткуда, Бальтазар пошел совершенно не в ту сторону: он бросился между ней и принцессой Алексией. По какой-то крупице счастливой случайности он все еще сжимал в руках испачканный экскрементами молитвенный листок, и когда огонь разгорелся перед ним, он протянул его вперед, как щит, надписью наружу, и, сквозь стиснутые зубы, прошипел защитное заклинание.
Сначала он испытал огромное облегчение, увидев, что пламя отразилось, бушуя вокруг него, словно вокруг стеклянного купола, поджигая прилавок, пару табуреток, часть и без того разрушенного потолка и расшитую кругами папскую накидку одного из мертвых стражников. К сожалению, то ли из-за плохого качества бумаги, то ли из-за молитв на обратной стороне, то ли из-за того, что он слегка намок под дождем, то ли из-за неточного нанесения рун дерьмом кусочком ногтя, но облегчение Бальтазара было недолгим. Лист с молитвой сначала стал коричневеть, затем чернеть, потом загибаться по краям и, наконец, вспыхнул.
— Ах! — пропищал он. — Черт возьми! Ах! — Когда пламя утихло, он бросил горящий обрывок, попеременно облизывая и обдувая обожженные кончики пальцев, пытаясь сморгнуть шипящие полосы, запечатлевшиеся в его глазах. Принцесса отползла назад, хлопая по язычку пламени на подоле ее платья, а Бальтазар сглотнул, когда колдунья шагнула вперед, скривив губы и сузив глаза.
— Ты колдун? — спросила она.
— Маг, — пробормотал он извиняющимся тоном, расшаркиваясь, как опальный камергер перед разгневанным монархом, — хотя я чрезвычайно высоко ценю колдовство. — Он всегда считал его явно низкопробной методикой, уделом безрассудных глупцов, которые ставят инстинкт превыше интеллекта, но сейчас вряд ли было подходящее время для абсолютной откровенности. — Имею ли я честь обратиться к одной из учениц императрицы Евдокии?
Колдунья гордо вскинула голову.
— Да, верно.
Тщеславие было слишком распространенной слабостью среди ее сородичей. Бальтазар порицал это, но не гнушался этим пользоваться.
You need to read
Джо Аберкромби. "Дьяволы".
Глава 10. Ярость.
Бальтазар с жалобным стоном приподнялся. Где он? Тьма, освещенная мерцающими языками пламени, едкий запах гари. Это был ад?
Левая сторона его тела ужасно болела. В голове стучало. Он вспомнил что-то о суде. Постойте, он встречался с Папой? Сноп искр, когда барон Рикард дернул за рычаг... заклинание, рвота, повозка, засада! Все это всплыло в памяти. Он как раз начал желать, чтобы это все-таки был ад, когда его ослепила яркая вспышка, а волна жара заставила съежиться.
Он прислонился к прилавку, заметил за ним тлеющий труп в фартуке, отшатнулся и чуть не споткнулся о принцессу Алексию. Она беспомощно ползла задом наперед, в одежде, испачканной пеплом, по полу низкой общей комнаты, усеянной сломанной мебелью, обугленными трупами, кусками упавшего потолка и несколькими кострами. Ее испуганные глаза были прикованы к высокой женщине, которая, судя по ее магическому одеянию и хитрой самодовольной ухмылке, — не говоря уже о том, что она невредимой шагала сквозь пламя, — была, по мнению Бальтазара, весьма могущественным пиромантом.
Похоже, планы кардиналов Жижки и Бок по возвращению Восточной империи в любящие объятия Церкви были на грани того, чтобы — в буквальном смысле — сгореть дотла. В обычных обстоятельствах это было бы Бальтазару совершенно безразлично, но в данный момент он находился под непреодолимым влиянием Папского заклинания.
Вот так и получилось, что, когда колдунья подняла руки, чтобы вызвать пламя из ниоткуда, Бальтазар пошел совершенно не в ту сторону: он бросился между ней и принцессой Алексией. По какой-то крупице счастливой случайности он все еще сжимал в руках испачканный экскрементами молитвенный листок, и когда огонь разгорелся перед ним, он протянул его вперед, как щит, надписью наружу, и, сквозь стиснутые зубы, прошипел защитное заклинание.
Сначала он испытал огромное облегчение, увидев, что пламя отразилось, бушуя вокруг него, словно вокруг стеклянного купола, поджигая прилавок, пару табуреток, часть и без того разрушенного потолка и расшитую кругами папскую накидку одного из мертвых стражников. К сожалению, то ли из-за плохого качества бумаги, то ли из-за молитв на обратной стороне, то ли из-за того, что он слегка намок под дождем, то ли из-за неточного нанесения рун дерьмом кусочком ногтя, но облегчение Бальтазара было недолгим. Лист с молитвой сначала стал коричневеть, затем чернеть, потом загибаться по краям и, наконец, вспыхнул.
— Ах! — пропищал он. — Черт возьми! Ах! — Когда пламя утихло, он бросил горящий обрывок, попеременно облизывая и обдувая обожженные кончики пальцев, пытаясь сморгнуть шипящие полосы, запечатлевшиеся в его глазах. Принцесса отползла назад, хлопая по язычку пламени на подоле ее платья, а Бальтазар сглотнул, когда колдунья шагнула вперед, скривив губы и сузив глаза.
— Ты колдун? — спросила она.
— Маг, — пробормотал он извиняющимся тоном, расшаркиваясь, как опальный камергер перед разгневанным монархом, — хотя я чрезвычайно высоко ценю колдовство. — Он всегда считал его явно низкопробной методикой, уделом безрассудных глупцов, которые ставят инстинкт превыше интеллекта, но сейчас вряд ли было подходящее время для абсолютной откровенности. — Имею ли я честь обратиться к одной из учениц императрицы Евдокии?
Колдунья гордо вскинула голову.
— Да, верно.
Тщеславие было слишком распространенной слабостью среди ее сородичей. Бальтазар порицал это, но не гнушался этим пользоваться.
Продолжение ждёт вас здесь в свободном доступе:
boosty.to/youneedtoread
boosty.to/youneedtoread
boosty.to/youneedtoread
❤️
#джоаберкромби #дьяволы #чтопочитать
1 month ago | [YT] | 0